Серый

- Привет, Михеич!

Соседский парень лет двадцати пяти-семи укладывал в поленницу свеженаколотые дрова. – Прибыл, значит?

От разгорячённой работой спины парня клубами валил пар. Свитер толстой вязки покрылся слоем пушистого инея. Щёки раскраснелись, чёрные брови и ресницы побелели. Молодость так и выпирала наружу. Сельские девчата с надеждой поглядывали на красивого юношу – а вдруг именно её выберет он себе в жёны. Но Юрка ещё, видимо, не дорос до серьёзных отношений с женским полом и терять свободную холостяцкую жизнь не спешил.

Михеич, совсем ещё не старый по деревенским меркам, открыл калитку, пропуская вперёд себя красивую, серого окраса, лайку.

- Здорово, Юрок. Да, прибыл вот. Новости какие есть?

Пропустив вопрос мимо ушей, паренёк не отрывал глаз от собаки.

- Ох, ты! – восхитился он. - Ты где такую красавицу отхватил? Кобель?

- Нет, сука. По случаю в городе купил, на рынке.

- А кличут как?

- Найдой.

Юрка с завистью смотрел на молоденькую совсем лаечку: с самого детства мечтал иметь такую. Ему, с малолетства приученному ходить с отцом в тайгу на охоту, всегда хотелось иметь друга-помощника.

Заметив восхищённый взгляд соседа, Михеич улыбнулся.

- Не грусти, соседушка, месяца через два подарит нам Найдочка щеночков. Так и быть, одного тебе дам.

От свалившейся на него неожиданной радости уже через полчаса Юрка отрапортовал матери о завершении работы и поторопился к дружку Мишке поделиться новостью.

Ровно через три месяца парень обзавёлся крупным толстым щенком мужского пола. Найда «принесла» всего двоих щенков, и посему молока хватало обоим. В окрасе бутуз был копией своей матери, и поэтому Юрка, недолго думая, стал звать его Серым.

Дружба между человеком и собакой, из маленького превратившегося в крепкого могучего пса, за два года настолько окрепла, что только спали они в разных местах: хозяин в угловой комнате избы, а Серый под её окном в уютной будке. «Неразлейвода» на свой манер звала Юркина мать Серого, на что он совсем не обижался, ведь женщина баловала его вкусными косточками.

А время шло семимильными шагами, привнося в привычную жизнь непривычные изменения. Перешли в частные руки бывшие леспромхозы; развалились колхозы, оставив по себе памятники в виде разграбленных животноводческих комплексов с пустыми глазницами окон и дверей; канули в Лету торгово-заготовительные кооперативы… Вот и зверопромхоз, просуществовавший в районе пятнадцать лет, распустил штатных охотников на вольные хлеба сразу после закрытия сезона.

Работы в селе не было. Никакой. Юрка остался не у дел. Лето проходило в заготовке ягод, грибов, папоротника, осень – в рыбалке. Всё, как обычно. И каждую осень, начиная с октября, волновался Серый. Охотничий инстинкт не давал спать, звал в привычную таёжную среду. Каждое утро заглядывал он в глаза другу, вилял загнутым в кольцо хвостом и поскуливал.

- Что, Серый, тоскуешь? – спрашивал Юрка, почёсывая пса за ушами.

Собака прыгала, опираясь лапами в плечи парня, громко лаяла и старалась лизнуть того в щёки.

- Эх…- только и мог ответить Юрий.

Как-то в гости зашёл приехавший к родителям на побывку бывший одноклассник Василий Костин. Посидели, попили чайку – а что ещё? – вспомнили учителя физкультуры Геннадия Васильевича, девчонок, лыжные прогулки по лесу.

- Юрик, а как ты смотришь на то, чтобы пройтись нам в тайгу, силки на зайцев поставить? Не забыл ещё? А, может, зайцы перевелись?

- Обижаешь, Василёк. Я три года штатным охотником служил – и зайцев, и соболя, белок-лисиц добывал, лося…

- Да что ты говоришь, друг?! Не зна-а-ал. И на медведя ходил? – Василий даже привстал со стула.

- Нет, не довелось. На косолапого надо ходить толпой или с напарником. Опасно очень… Так что? До завтра? Часиков к семи подходи. Я знаю тропы зайчишек.

Юрка проводил товарища и подошёл к Серому.

- Ты, друг, завтра со мной не пойдёшь. Извини, но придётся посидеть в вольере. Сам понимаешь, лишние следы на тропе не нужны. А вот на проверку дня через три покатим. Спи, Серый. Мне тоже пора на боковую.

Утром, не дожидаясь пробуждения природы, товарищи направились в лес. Снег был неглубокий, сантиметров тридцать. Закрепив лыжи к ботинкам, одноклассники покатили по накатанной лыжне. Зорька только-только начала алеть, а голые деревья уже отбросили длинные рукастые тени на белое снежное покрывало… Стояла морозная звенящая тишина.

- Знаешь, Юрок, я воздухом родным надышаться не могу, - запыхавшимся голосом признался Василий. – В городе с самого утра уже смогом пахнет.

- Что ж тебя тогда там держит?

- Работа, друг, работа. Я вот жениться собрался, деток хочу. А на что семью содержать, если в деревне работы нет?

Юрка промолчал. Ответа на вопрос друга не нашлось.

Домой вернулись к полудню. Оба были довольны, хоть всего шесть силков поставили. А зачем больше? Пусть живут зайчишки, божьи твари. Зато вдоволь налюбовались зимним лесом с его причудливыми снежными «привидениями». Спугнули лису, большую любительницу мышей и, конечно, зайцев, наслушались чириканье вездесущих сорок, вот уже более десяти лет поселившихся в дальневосточной тайге, климат которой стал несколько мягче, чем ещё пятьдесят лет назад. Попрощались у калитки Юркиного дома, договорившись вечером пойти на дискотеку в Дом культуры.

На кухне мать ощипывала курицу в тазу с кипятком.

- Не понял… Мам, у тебя окорочка кончились? Так я бы сбегал в магазин… Зачем куру забила?

- А это ты у своего дружка спроси, зачем, - голос у матери был очень обиженным, а глаза красными от слёз.

- У какого дружка, - не понял сын.

- У какого… вон у того, у «Неразлейводы»… Охотничек, ёк-макарёк…

Юрий вышел во двор. Дверца вольера висела на одной петле, и Серый в нём, конечно, отсутствовал.

- Серый, - позвал Юрка. – Серый, выходи, я знаю, что ты здесь. Прятаться не сове…

Не договорив, парень повернулся на сто восемьдесят градусов, почувствовав, что пёс стоит сзади.

- Та-а-ак… И как это понимать? – показал рукой на вольер Юрий.

Серый стоял, виновато опустив голову.

- А курица? Зачем задавил любимую мамину несушку? Обидел хозяйку, плачет она… Смотри на меня! – Голос у Юрки был сердитый.

Серый поднял голову и глянул в глаза человека, ближе и роднее которого у него не было на всём белом свете. «И вовсе не нужна была мне курица, - читалось во взгляде желтоватых глаз, - Ты мне нужен… А я тебе нет… Подвернулась птичка под лапы, вот я с обиды и… Прости, не со зла…». Пёс снова опустил голову и слабо вильнул хвостом.

- Ах, ты ж… - только и сказал Юрка, сев на корточки перед собакой. – Прости, друг!.. А маме мы весной целую коробку цыплят купим… Что, мир?!

Серый поднял лапу и положил на колено друга. Вечером на дискотеку отправились втроём

В середине декабря в понедельник Юрия пригласили зайти в сельскую администрацию к главе.

- Присаживайся, Потапов, - пригласил Вадим Петрович, грузный седоватый мужчина. – Вчера по факсу получил распоряжение из района… Читай. – Глава положил перед Юрием документ. – Как видишь, надобно добыть двух сохатых для нужд районного тубдиспансера. Край разрешил. Рекомендовали тебя. Ты как, согласен?

- Ну, а чего? Согласен. Когда надо?

- Да хоть завтра, Потапов. Чем раньше, тем лучше.

- Конечно… Послезавтра пойду, Вадим Петрович. – Юрий надел шапку. – Подготовиться надо. Рассчитываю, в конце недели лоси будут.

- Добро, Юра, действуй.

Почти весь следующий день парень проверял готовность оружия, за которым исправно следил. «ТОЗовка» ежемесячно чистилась, смазывалась и затем снова водворялась в стальной сейф. Там же хранился патронташ с патронами двенадцатого калибра, охотничий нож и прочие подсобные оружейные прибамбасы. Мать с утра протопила баньку и привычно развешала тёплую одежду сына на просушку, как некогда делала для своего мужа.

Серый крутился по двору, словно зная о предстоящем походе в тайгу. Юрка всегда удивлялся тому животному чутью, который есть у собак и кошек: как они узнавали, что ты проснулся утром, если ещё не открыл глаза и не пошевелил под одеялом ни ногой, ни рукой? Не иначе по изменившемуся дыханию…

Ночь прошла беспокойно – снились какие-то дурацкие незапоминающиеся сны – встал Юрка затемно. Мать уже затопила печь, чтобы вовремя накормить завтраком сына и сварить кусок мяса с собою на три дня – такой срок установил сам себе Юрий.

- Мам, я с собой возьму две буханки хлеба, нам с Серым хватит… Да, и бутыль с водой…

Проводив сына до калитки, мать подняла было руку, чтобы помахать вслед, но почему-то тут же опустила: на душе было тревожно – плохо охотнику в тайге одному.

До зимовья добрались к вечеру – шутка ли, пятнадцать километров! «Давненько я здесь не был», - думал Юрий, почему-то первым делом смахивая пыль со столешни из неоструганных досок. Скинул с плеч рюкзак, ружьё и занялся растопкой печурки. Здесь всё было так, как в любом охотничьем зимовье: стол, лежанка, заготовленные в углу дрова да запасы необходимых продуктов в железном ящике от пронырливых мышей-полёвок.

- Что, Серый, рад, небось?

Пёс закрутил хвостом и гавкнул два раза, как бы отвечая на вопрос: «Глупости говоришь». Скоро избушка наполнилась приятным теплом, а промёрзшие брёвна слегка отсырели. Поужинали при свете свечи и улеглись спать. Ночь прошла спокойно.

Рано утром, выпустив Серого на пробежку и умывшись снегом, Юрий растопил уже остывшую за ночь печку и поставил на неё котелок с водой. На завтрак хватило оставшейся с вечера гречневой каши, бутерброда с ломтиком мяса и кружки чая с кусочком сахара рафинада.

- Ну что, друг-товарищ, - обратился к Серому Юрка, - готов выйти на охотничью тропу?

В ответ пёс, подпрыгнув, положил лапы хозяину на грудь и попытался лизнуть в щёку.

- Ну-ну! Не балуй! – отстранился Юрка. – Вперёд!

Залаяв, Серый выскочил в открытую дверь и остановился у прислонённых к стене лыжах.

- Всё понимаешь, только говорить не можешь, дружище! – потрепал пса за ухо Юрка.

Уже посветлело, но деревья ещё откидывали чёткие тени, и наверняка сами удивлялись их длине. Тишина звенела – природа впала в глубокий зимний сон, который изредка нарушался разнообразными, присущими только лесу, звуками. Откуда-то с дерева донеслось причмокивающее щебетанье белки. Серый задрал голову и громко залаял.

- Дук-дук, дук-дук! – испугалась белочка, взлетела на самую верхушку берёзы и, покачиваясь на ветке, глядя вниз на грозную собаку, удовлетворённо засвистела: «Не достанешь!»

Засмеявшись, Юрка прикрикнул:

- Тихо! Распугаешь сохатых! Вот, смотри – след. К тому же свежий. А значит, замри!

Неглубокий след уходил вглубь тайги.

- Широкий шаг. Знать, крупный самец. Ну, друг, теперь тихо догоняем. Усёк?

Серый вильнул хвостом-колечком: молодёжный слэнг ему был понятен с малолетства.

Лось ушёл недалеко, и километра не набралось. Особь была взрослой – настоящий сохатый, голову которого украшали мощные ветвистые рога. Таёжный красавец!

- Ух ты! – восхищённо прошептал Юрка. – В холке почти два с половиной метра. Мяса, однако, не менее полутонны будет.

Лесной великан мирно обгладывал молодые веточки берёзы, совсем не догадываясь о своей сме_ртной участи.

- Фу! Жаль уб_ивать! Старею что ли, сентиментальным становлюсь… - вздохнул не достигший и тридцати лет Юрий. – Но надо!

Послюнив палец, поднял вверх, определяя движение воздуха, и осторожно покатил в подветренную сторону. А сохатый, оставив берёзке ветки-коротышки, передвинулся к её соседке ели полакомиться лечебной хвоей и этим подставил шею для меткого выстрела.

- Ну, родимая, не подведи! – обратился к ТОЗовке Юрка и через секунду выстрелил.

Пуля вошла аккурат в середину шеи лося. Тот вскинул голову, найдя ещё силы глянуть в сторону стрелявшего, и тут же рухнул в снег, не успев прожевать лакомую веточку.

Громко лая, Серый устремился к неподвижному красавцу, торопя за собой охотника. Юрка снял лыжи и достал острый нож, чтобы освежевать ещё тёплое животное. Он делал это не в первый раз, привычно и равнодушно, но, - вот дела! – впервые не мог смотреть Юрка на неловко повёрнутую голову лося, мёртвые глаза которого, как ему казалось, укоризненно следят за каждым его движением.

- Прости, друг, - виновато сказал Юрка и сделал первый надрез.

В зимовье вернулись часа через три. Накрыв мясо, лежащее на нартах, брезентом, Юрка, довольный, что управился за один день, позвал за собой Серого в избушку. Скоро весело трещали полешки в печи, на плите варилась каша и вот-вот должна закипеть в чайнике вода для чая.

- Этого количества мяса, Серый, должно хватить. Нет необходимости валить ещё одного сохатого. Вот завтра нарублю в запас дровишек, и покатим мы домой. А сейчас не желаешь ли отведать строганинки? На морозе уж должна печень застыть. Сейчас схожу, вот только положу заварку в кипяток…

Юрий налил в пол-литровую эмалированную кружку кипяток и всыпал горстку крупнолистового чая. Отодвинул готовую кашу на край печи и надел на голову лисью шапку. Пёс, лежащий под столом, вдруг зарычал.

- Ты чего, Серый?

Собака выползла из-под стола и подошла к двери – шерсть на загривке встала дыбом, а рык стал ещё грозней.

- Да что с тобой? Иль учуял кого? – Юрка надел куртку и взял с собой нож. – Успокойся, Серый. Сейчас глянем, кто к нам пожаловал, а заодно и печёночки отрежем. Отойди от двери.

Солнце готовилось к закату, но до полной темноты оставалось часа три.

- Ну, и кто к нам пожаловал? – крикнул Юрка, и тут же сильнейший удар по голове отшвырнул его метра на три от зимовья. Теряя сознание, парень услышал неистовый собачий лай…

Очнулся он от холода и сильной головной боли. «Что это было?.. Откуда лай?.. Кто, что и с кем?» - куча вопросов одновременно пронеслась в мозгах. Юрий с усилием встал на четвереньки – голова подкруживалась, но визг и лай Серого заставил его встать на ноги.

Среднего роста медведь, зло рычащий, размахивающий лапами, старался зубами прихватить нападавшую на него собаку, светло-серые бока которой окрасились в красного цвета пятна.

- Кр_овь! – догадался парень. – Ах ты гад! – страх за друга вытеснил все чувства, кроме зла. – Ну, погоди! Держись, Серый!

Нож, который по странности остался лежать рядом, оказался в руке. Разбежавшись, Юрий запрыгнул прямо на шею хищника и со всей силы вонзил лезвие в глаз медведя, затем тут же во второй. Взвыв от боли, ослепший медведь встал на дыбы, стряхнув с себя человека. Снова залаял Серый, не переставая кусать соперника за лапы и не давая ему повернуться к Юрию.

- Подержи его ещё немного, Серый, - крикнул Юрка и со страшной скоростью метнулся в зимовье за ружьём.

- Получай, гад!

Пуля вошла в голову медведя ровно посередине между глазами, свалив гиганта на месте. В изнеможении Юрий опустился тут же на снег. Не было сил, не было чувств, только головная боль пульсировала в висках. Открыл глаза он только тогда, когда подползший, скулящий пёс лизнул его руку. Крепко израненный Серый лежал рядом, преданно заглядывая в его глаза. Из ран текла кр_овь, а от боли шкура покрывалась волнами от головы до хвоста.

- Серый, я сейчас, сейчас… потерпи, друг… мы прям сию секунду домой… потерпи… потерпи…

Пёс закрыл глаза.

Скинув с нарт застывшую тушу лося, до которой не успел добраться медведь, постелив на них брезент, Юрка бережно уложил на него Серого, встал на лыжи и быстро, как позволяло полученное от удара сотрясение мозга, помчался в село.

Было уже совсем темно, когда к поселковому фельдшеру кто-то постучался.

- Игнатьич, спаси друга! Серого спаси! Ум_ирает!

- Да ты что, Юрка! Ночь на дворе. Да и фельдшер я человечий, а не ветеринар… Зайди в дом-то, простудишься – вон как пар от тебя валит…

- Игнатьич… - в отчаянье встал на колени парень, - в долгу я неоплатном: жизнь мне Серый спас! Посмотри, а?! Тут он, на нартах лежит… Медведь…

- Ах, ты ж… Вези в фершалку, сейчас буду!

Осмотрев пса, Игнатьич вколол вокруг глубоких ран новокаин и стал срезать шерсть вокруг.

- Ты, паря, не уходи пока, стой рядом, разговаривай с ним, отвлекай, а я посмотрю, нет ли переломов где, а потом уж зашивать начну. Кр_ови много он потерял, бедолага. Ты, Юрка, перекись в аптеке купи и бутылку водки для обеззараживания – спирт мне по норме выдают…Ну, а лечение я потом выпишу, как бы горячка не началась…

Утром Юрий наведался в администрацию, рассказал, что произошло, и попросил, чтобы забрали из зимовья мясо, а затем пошёл к Игнатьичу сдаваться – сотрясение мозга имело место быть.

Неделю отлежали два друга-охотника в горнице, слушая причитания, охи и ахи матери, принимали любопытствующих навещателей. Короче, прославились на всю округу. И только корреспонденту районной газеты отказался Юрка дать интервью. «Незачем», - коротко пояснил он.

- Сынок, ты чего поднялся в такую рань? Я и завтрак ещё не приготовила. Хочу твои любимые оладьи с морковкой пожарить… поспал бы ещё, ведь только-только оправился от… этого, как его, холера… от страшного стресса.

- Не волнуйся так, мама, я належался на целый год вперёд. Голова уже не болит, не кружится…

- И слава богу…

- Серый вот только ещё слаб, кр_ови много потерял… Знаешь, мам, если бы не Серый… даже не представляю, где бы я сейчас был…

- Тьфу, тьфу! – сплюнула через плечо мать.

Юрий стоял в проёме двери, бездумно смотрел на передвижения матери по кухне и, казалось, был какой-то потерянный.

- Мам…

- Да, сынок.

- Я больше никогда не возьму в руки ружьё.

- Правильно, сынок.

- Я больше никогда не буду охотиться.

- Правильно, сынок.

- Мне жаль уб_ивать животных.

- И это правильно.

- Я решил летом уехать на заработки в город.

- Правильно, сыночек… Что? Постой, в какой такой город?

- Ну, Хабаровск, Комсомольск. Не решил ещё.

- Постой, Юра, - от неожиданности мать села на табурет. – А я? Как же я? Бросаешь?

- Что ты, мамочка! Я же не насовсем, я приезжать буду. Со временем тебя к себе заберу.

- Со временем? Много ли у меня его, времени-то… - мать вытерла нежданно набежавшие слёзы концом фартука - Да что такое? Тебе всего неполных пятьдесят три, разве это возраст? Дядя Коля рядом живёт, через четыре дома всего. Брат он тебе или не брат?.. И не уезжаю я пока… успокойся, пожалуйста. Давай я тебе чайку горяченького налью, с молочком, как ты любишь.

Мать сделала вид, что успокоилась, но лёгкое чувство обиды поселилось в её сердце. Она очень хорошо знала своего Юрку – раз решил, уедет обязательно.

И действительно, собрал вещички Юрий в середине мая. Накануне отъезда навестил дядьку, материного брата.

- Уезжаю, дядя Коля. Стыдно у матери на шее сидеть. Работы в селе нет и не предвидится. Ты, пожалуйста, наведывайся к ней хоть раз в неделю.

- Что ж, может, ты и прав, племянник. Глядишь, невесту в городе подыщешь – годков-то тебе уже порядочно.

- Да, конечно. И мама всё твердит: внуков хочу нянчить… Но я ещё вот зачем пришёл, дядь Коль. Не могу с собой Серого взять, сам понимаешь. Я его завтра в вольер закрою, а потом дня через два пусть Петька его заберёт. Не поверишь, душа болит, предателем себя чувствую

- О собаке не беспокойся – погорюет и забудет. А ты матери почаще письма пиши, чай, не в капусте найден.

Попрощались.

Утром некстати заморосил дождь. Юрий выкатил из гаража мотоцикл, положил в коляску рюкзак. В вольере заметался Серый.

- Ты чувствуешь, да? – подошёл к дверце парень. – Да, я уезжаю. Ненадолго. Так надо, друг. Прости, взять тебя с собой не могу, сам еду в непонятку… Ну, пока. Пора мне.

Юрка не отъехал и тридцати метров от дома, как услышал протяжный собачий вой, полный невыразимой тоски.

В селе, что расположилось на берегу Амура, Юрий остановился у друга Владимира.

- Вов, не знаю, надолго ли уеду, можно своего «коня» у тебя оставить? Можешь пользоваться им, сколько понадобится.

- Оставляй, конечно, Юрок. Пойду, загоню его в сарай – так некстати дождь зарядил. Ты билет уже на «Метеоре» купишь? Хорошо, располагайся. До него ещё целых два часа. Я сейчас вернусь.

Не успел Юрий раздеться, как вернулся Владимир.

- Юр, ты это, выйди. Там к тебе посетитель.

- Кто?

- Выйди, увидишь.

У крыльца сидел Серый, мокрый, грязный, запыхавшийся. Бока его бурно вздымались.

- Серый! Да что ж такое? Как ты вырвался?

Юрий присел перед псом на корточки, а тот положил голову на колено друга и молчал: сил не было даже поскуливать. У Юрки слёзы навернулись на глаза.

- Что делать будешь? – рядом стоял Владимир.

- Домой сегодня вернусь. Я оставлю у тебя рюкзак, Вовка? Завтра приеду.

- Добро. Мотоцикл под навесом стоит.

Дождь не прекращал моросить. Небо затянулось сплошным тучевым покрывалом от горизонта до горизонта, знать, надолго – беспросвет.

- Что? – коротко спросила мать, когда Юрка зашёл в дом.

- Завтра поеду, - также коротко ответил сын.

Мать не стала ни о чём спрашивать – видела в каком поганом настроении вернулся Юрий – только молча поставила на стол тарелку горячего борща и нарезала хлеб. День прошёл в молчании.

Утром пёс спокойно позволил посадить себя на цепь. Юрка боялся смотреть в глаза Серому: тот всё понял и больше не сопротивлялся…

...

«Здравствуй, мама. У меня всё хорошо. В Комсомольске я устроился в строительную фирму. Главное – есть общежитие. Очень скучаю по твоей кухне, по твоему ласковому ворчанию. По Серому тоже скучаю, он так часто сниться мне по ночам. Через год приеду в отпуск. Целую. Юрка. Да, дяде Коле привет передай. Заходит он к тебе?»

Мать читала письмо сына вслух собаке. Серый, склонив голову набок, внимательно слушал. Услышав свою кличку, завилял хвостом.

- Вот, слышишь, собачка, скучает он по нам, обещает приехать… А на дворе только осень… Да у тебя водички в миске нет! Сейчас налью…

Они подружились после отъезда самого дорогого им обоим человека. Неделю Серый не прикасался к еде, пока терпение матери не кончилось.

- Что ж ты не жрёшь ничего, псина ты эдакая? Сдохнешь, что я сыну скажу? Не уберегла! – Женщина разрыдалась, опустившись на чурбачок рядом с будкой.

Серый поднял голову.

- Я тебя понимаю… очень даже понимаю и чувствую то же самое, что и ты, - всхлипывала она, - но мы должны также понять, что иначе Юрик не мог. Жизнь каждого шагает по своей дороге и руководствуется своими особыми дорожными правилами. Сыну надо жить, обустраиваться, а наша участь – ждать. Ты это понимаешь?!

Серый понимал. Вздохнув, он впервые поел за последнюю неделю. Не отдала сестра брату собаку, когда тот пришёл за ней.

- Ишь, чего удумал, - сказала она ему, - у тебя полон двор живности, а мне и поговорить не с кем. Не отдам! Садись, чаю попьём, я ватрушек напекла. И Петьке отнесёшь, он любит мою выпечку, я знаю.

...

«Мама, здравствуй. Пишу на бегу – только что сообщили о срочной длительной командировке, так что этим летом приехать не смогу. Целую. Юра»

- Не приедет, - пожаловалась мать. – Но он не виноват – служба. А мы ещё подождём. Правда, Серый?

Почувствовав в голосе хозяйки печаль, Серый лизнул её в щёку, когда она наливала ему остатки супа в миску – жалел.

Юрка приехал неожиданно через три года, когда его уже почти перестали ждать. Стояла середина марта. Мать прочищала в огороде тропинку к баньке – накануне шёл снег, - когда услышала лай Серого.

- Кого несёт?.. Ты на кого это, Серый? Тихо-тихо, не захлебнись… Батюшки-светы! Юрка! А мы и не ждали… Что ж не сообщил? Да успокойся ты, Серый, чего разлаялся, не понимаю! Это ж Юра! Юра приехал!

Пёс замолчал, но продолжал исподлобья смотреть на бывшего друга.

- Серый! Это же я, дружище! – шагнул к собаке Юрий.

В ответ тот оскалил зубы – не подходи!

- Мама, я ничего не понимаю. Он меня забыл? Но такого не бывает! Такого просто не может быть!

- Я не знаю, сынок. Ты подожди, он вспомнит. А пока пойдём в дом, тебе умыться с дороги надо, пойдём. Как же я рада тебе, родной мой! Баньку сегодня растоплю, попаришься…

Голос хозяйки смолк. Серый смотрел в сторону двери: «Ты – мать. Я тебя понимаю. Ты простишь своему ребёнку любое к себе отношение. А я – друг, бывший друг. Предательство простить я не смогу» - говорил весь его вид.

- Мама, он что, всё время сидит на цепи привязанный? Может, поэтому такой злой стал?

- Почему же всегда? Отпускаю, бегает. Но боюсь, вдруг уйдёт навсегда. - Мать не имела никакого обидного подтекста, сказала и сказала, но сын понял её слова как упрёк себе.

Вечером помылись в бане. Пришло в гости семейство брата Николая. Посидели, поговорили, Юрий вышел проводить их до калитки. Постоял, покурил.

- Нет. Не может быть, чтобы собака, которую я вырастил с месячного возраста, смогла меня забыть!.. Серый, - позвал он и без страха направился к будке.

Предупреждающий рык остановил его.

- Серый… - по щекам взрослого мужчины покатились слёзы, - ну, как же ты…

Крупный, заматеревший пёс вылез из будки.

- Серый! – снова попытался подойти к нему Юрий.

Грозно зарычав, собака приготовилась к прыжку: НЕ ПОДХОДИ!

Погостив в родном доме две недели, Юрий уехал в город. Насовсем.

***

От всей души благодарю за охотничью консультацию АНОХИНА СЕРГЕЯ ВАСИЛЬЕВИЧА, односельчанина, районного охотоведа.

...

Людмиле Матвеевне Мехедовой, хорошему человеку...

Февраль-март 2020 года.

...

Вера Попова